К российским журналистам

Неделю назад, во вторник, 6 октября, мы сдали следователю объемное ходатайство о прекращении «микрофонного дела», составленное моим адвокатом Владимиром Бандурой по итогам моего ознакомления с материалами дела. Собственно, указали там на все очевидные нарушения, на то, что следствие вполне добросовестно доказало мою невиновность.

Сегодня утром звоню Бандуре: что-то неделю ничего не слышно, почему нет новостей никаких? Он звонит следователю и отвечает: следователь наше ходатайство (предсказуемо) отклонил, направил дело прокурору, сейчас идет десятидневный срок, когда прокурор должен утвердить обвинительное заключение. Как утвердит — следователь свяжется со мной, чтобы согласовать дату ознакомления с материалами дела. Но пока этого не произошло: «вот только что говорил со следователем, пока прокурор ничего не сообщил».

Ирония судьбы в том, что через десять минут после этого телефонного разговора, на сайте СК появляется столь же бравурный, сколь и неграмотный пресс-релиз:

Пишу адвокату СМСку: «Владимир Алексеевич, все прокуратура утвердила, просто не в курсе наш следователь». — «Да не может быть, вот только что с ним говорил же я...». Ну и через полчаса звонит уже следователь Бондаренко: «Леонид Михайлович, так и так, надо будет приехать, обвинительное заключение готово...». «А как так получилось, что Ваш генерал от беллетристики Маркин раньше Вас узнал об этом?», спрашиваю я. «Не знаю... наверное, потому он и генерал...».

Ну, это все детали. Как будто мы не знали, как у нас работает УПК в случае политических дел. Там все «в особенном порядке», и не те еще чудеса возможны.

Раз уж само это дело существует, то разве стоит чему-либо удивляться? Это все-таки новая высота: в деле о картонке с забора хотя бы была какая-никакая картонка. А здесь: поломка микрофону, которой нет, и синяк на руке, которого нет — а дело все равно есть.

Что на самом деле важно.
Есть ряд категорий граждан, которых государство специально защищает в ситуациях, связанных с их профессиональной деятельностью, потому что эта деятельность важна для общества. Покушение на жизнь государственного деятеля таит в себе большую опасность, и наказывается по закону суровее, чем покушение на жизнь обычного человека, потому что государственный деятель должен — в интересах общества — чувствовать свою защищенность, чтобы иметь возможность вести свою деятельность, затрагивающие интересы людей. Особый статус судей, адвокатов, военных, депутатов, членов избирательных комиссий — он отсюда же. По исходной задумке, это вовсе не «привилегии», это, вообще-то, осознанная и важная штука: если человек делает общественно-важную работу, в ходе которой берет на себя дополнительные риски (судья должен вынести объективный приговор и не бояться, что он кому-то не понравится; депутат должен голосовать в интересах своих избирателей, не опасаясь давления и так далее), общество должно его защитить, обеспечить возможностями для выполнения такой работы.

Именно такой статус есть и у журналиста. Здоровому обществу нужно, чтобы журналист мог делать свою работу, чувствуя себя защищенным, и поэтому ударить журналиста или повредить его имущество при ведении им журналистской деятельности — это тяжкая статья УК.

Только эта статья не работает. По ней почти не возбуждаются дела, по ней нет реальных сроков, по ней никогда никого не наказывают, хотя Россия — одна из самых опасных в мире стран для журналистов. Здесь их часто убивают, а еще чаще — ломают имущество, угрожают им, ограничивают доступ в информации, и совершают с ними другие нехорошие вещи, предусмотренные не работающей не практике статьей 144 УК РФ. И вот, наконец, эта статья извлечена из пыльных сундуков и будет применена: по ней в ноябре в Новосибирске будут судить меня.

Но особый статус возникает не сам по себе, он возникает в связи с профессиональной деятельностью. Особый статус — не вседозволенность, он не дает судье, адвокату, депутату права сбивать беременных женщин на пешеходных переходах; когда судья, адвокат, депутат едет пьяный вечером из ресторана домой за рулем, он не судья, адвокат, депутат — а водитель.

Точно так же «журналист» «телеканала» Lifenews, участвующий в хулиганском налете на штаб оппозиционной партии — не журналист, а хулиган. И воспрепятствование его «деятельности» — это воспрепятствование хулиганской деятельности, а не журналистской; то, что и должен делать любой нормальный человек.

Мое дело — это новый плевок в лицо российскому журналистскому сообществу. «Мы не будем делать ничего с убийствами, избиениями и угрозами журналистов», — говорит всем журналистам генерал Маркин, — «но тем из вас, кто вылизывает интересы власти, мы готовы магическим образом превратить журналистские удостоверения в ксивы вседозволенности. Сможете хулиганить и бесчинствовать где угодно и как угодно, а каждый, кто вас тронет — получит до шести лет».

Я надеюсь, очень и очень многие российские журналисты на такой социальный контракт с СК не согласны, не пойдут, и скажут об этом публично.

Ну и в сухом остатке.
В понедельник, 19 октября, в очередной раз лечу в Новосибирск, расписываться в получении обвинительного заключения. После этого прокурор отправит материалы дела в суд, и мы будем ждать назначения даты предварительного заседания.